Возвращаясь к этому эпизоду, Аристотель в «Политике» озвучил некоторые из распространенных чувств афинских граждан по отношению к радикальному социальному экспериментированию, предложенному Платоном и Сократом. Аристотель считал ошибочной идею Платона о характере единства, соответствующего каждой сфере человеческой жизни. С точки зрения Аристотеля, Платон имел в виду создание в рамках полиса единства, подобного семье, но разрушающего при этом семейное единство ради безличностной солидарности тех, кто «рожден от земли» в конце особого цикла спаривания.
Предметом гордости Аристотеля был тот факт, что греки не относились к своим женам-гражданкам как к рабыням, а четко отличали их статус от положения рабынь и наложниц, которые обычно не были гречанками и афинянками. Ограниченную свободу афинских жен-гражданок Аристотель ставил гораздо выше, чем состояние женского рабства, как он предполагал, преобладавшее среди персиянок.
Философский обмен мнениями между Сократом, Платоном и Аристотелем - один из самых ранних примеров комплексного мультикультурного диалога, касающегося положения женщин и детей. Не только такие межкультурные сравнения, но и «женский трафик» - то есть обмен женщинами, производившийся мужскими представителями человеческого рода с помощью бартера, женитьбы, войн и завоеваний, - повсеместно были устойчивыми чертами большинства известных нам человеческих обществ. Поэтому нас не должно удивлять, что и в наше время статус частной сферы, в широком понимании охватывающей женщин и детей, а также регулирование сексуальных отношений, рождений и смертей вызывает некоторые из наиболее ожесточенных и глубоких культурных противостояний. Когда отдельные культурные группы вступают во взаимодействие, глубина межкультурных различий особенно отчетливо ощущается в пространстве вдоль границы, отделяющей общественную сферу от частной.
Биху Парех всесторонне рассмотрел загадки, связанные с сосуществованием разных культур, перечислив 12 практик, особенно часто вызывающих противоположную оценку: женский вариант обрезания; полигамия; исламские и европейские способы забивания животных; браки по договоренности; браки в пределах запрещенных степеней родства; нанесение шрамов на щеки и разные части тела у детей; исламский запрет на участие девочек в таких практиках совместного обучения, как занятия спортом и плавание; исламское указание, чтобы девочки носили хиджаб, или головной платок; сикхские указания по поводу ношения или снятия традиционных тюрбанов; отказ цыган и аманитов отдавать своих детей в государственные школы либо совсем, либо после определенного возраста; индуистские требования разрешить кремирование своих умерших; а также подчиненное положение женщины и все, что с ним связано. В составленном Парехом списке семь из двенадцати практик касаются положения женщин в различных культурных сообществах; две имеют отношение к правилам в одежде, которую подобает носить лицам обоих полов (ношение тюрбана и хиджаба); в двух случаях речь идет о разделении частных и публичных полномочий в вопросах детского образования; и один затрагивает принципы питания и похоронные ритуалы.
Как можно объяснить то, что среди причин межкультурных столкновений превалируют культурные практики, касающиеся статуса женщин, девушек, замужества, а также вопросов секса?
Сфера сексуальной жизни и репродукции находится в центре внимания большинства человеческих культур. Регулирование соответствующих функций обозначает линию раздела между природой и культурой: все виды животных должны спариваться и производить потомство, чтобы сохраниться, однако подчинение спаривания, сексуальности и репродукции определенным правилам в соответствии с «родственными примерами» составляет, как утверждал Клод Леви-Строс в «Элементарных структурах родства», водораздел между fusis (от природы) и no'mos (по законам). Природа не диктует, кому с кем спариваться; однако все известные человеческие общества подвергают спаривание в репродуктивных или иных целях регулированию и создают символическую совокупность значений, на основании которых возникают родственные примеры и учреждаются сексуальные табу. Женщины и женское тело - это культурно-символическая «доска», на которой человеческие общества записывают свой моральный кодекс. В силу своей способности к деторождению женщины посредничают между природой и культурой, между видами животных, к которым все мы принадлежим, и символическим порядком, который делает нас культурными существами.
Со времени появления книги Симоны де Бовуар «Второй пол» феминистская теория критически разобрала, почему функция женщин как посредников между природой и культурой делает их одновременно объектом желания и страха, стремления и отталкивания. Рождение и уход из человеческой жизни обычно отмечены присутствием женщины: всегда и неизбежно в случае рождения; как правило (но не обязательно) в случае смерти, поскольку заклинатели, священники и шаманы мужского рода тоже могут играть существенную роль в церемонии, сопровождающей смерть. Отвечающая за такие функции женщина контролирует моменты наивысшей уязвимости в жизни человека: когда мы приходим в жизнь, мы беспомощны как дети, а когда уходим из нее, столь же беспомощны перед лицом смерти. Подобная уязвимость рождает чувства крайней двойственности по отношению к женщинам. На них смотрят, как на хранительниц врат, через которые человек проходит [в момент рождения и смерти].
Источник: Сейла Бенхабиб. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру / Пер. с англ.; под ред. В.И. Иноземцева. М.: Логос, 2003. - 350 с.