| Удовольствие скрывает от нас любовь, но боль открывает самую ее сущность. О. Уайльд |
"Любовь есть боль. Кто не болит (о другом), тот и не любит (другого)" (В. Розанов).
"...Объясни – я люблю оттого, что болит, или это болит оттого, что люблю?" (А. Башлачев).
Суть в том, что любовь – это чувство действенное и вместе с тем предельно страдательное. Любящий вступает в зависимость от другого, любимого, – и мгновенно делается уязвимым. Представьте, что сердце человека находилось бы не внутри него, а где-то поодаль. Такой организм – с сердцем, повисшем на тонкой ниточке кровеносных сосудов, – был бы не слишком жизнеспособен. Но именно таков любящий: его сердце бьется вовне. Оно не защищено грудной клеткой. Любящий не может с ним совладать, а между тем именно сердце перегоняет кровь в его организме, и от этого никуда не деться! Ничем не заменить этот внутренний орган, вдруг ставший внешним, но столь же насущным для жизнеобеспечения. Чего только с ним не может случиться! А вдруг его кто-то толкнет или ударит? А вдруг оно само потянется к кому-то другому и из него выскочит еще одно маленькое сердце и начнет биться отдельно? Как жить, если это второе сердце может принадлежать кому-то другому, с двойной зависимостью от чьих-то там сердечных перестуков?
И тем не менее любящий выживает в условиях, когда выжить, казалось бы, невозможно. Потому что любовь не только страдательна, но и действенна. Она испускает из себя такой поток крови, что он омывает любимого и становится как бы океаном, в котором легко плавается этому внешнему сердцу, где бы оно ни находилось, и защищает его от внешних воздействий. Целостность организма восстанавливается даже и на расстоянии – конечно, за счет большой потери крови. Любовь причиняет боль, и чтобы избавиться от боли, есть два выхода: стать меньшей любовью, потерять чувствительность – или стать большей любовью, истечь кровью, но напоить ею свое далекое сердце и тем скрепить его с собой. Из письма юного Бориса Пастернака к его кузине Ольге Фрейденберг, любимой вдвойне:
"...Отчего меня так угнетает боль по тебе и что это за боль? Если даже и от любви можно перейти через дорогу и оттуда смотреть на свое волнение, то с тобой у меня что-то, чего нельзя покинуть и оглянуться" (23.6.1910).
Что это за чувство, еще менее покидаемое, озираемое со стороны, чем любовь? Может быть, еще большая любовь, которая включает чувство и кровного, и духовного родства, полной сочеловечности?
Бывает и так, что боль, вызванная другим человеком, постепенно, вопреки себе, перерастает в любовь к нему. Но это лишь кажется, что вопреки. На самом деле и вопреки, и благодаря. Не будь любви, пусть лишь возможной, зачаточной, не было бы и ощущения боли. Мало ли на свете нечутких, неучтивых людей, обидных слов, досадных поступков, раздражающих мыслей – если ты равнодушен к этому человеку, то пройди мимо и быстро забудь. Если же эти слова продолжают царапать тебя, а обида забирается все глубже в сердце, это значит, что твое сердце уже тебе не принадлежит. Оно уплывает вслед за этим человеком. Вслушайся в свою обиду и, если еще не поздно, постарайся вернуть себе свое сердце, задвинь его назад в грудную клетку. Мало хорошего обещает такая любовь, которая начинается с обиды или впервые узнает о себе по той боли, которую причиняет ему другой. Дальше боли будет все больше и больше...
Вот как этот страдальческий опыт передается Ф. Тютчевым от лица любящей его Е. Денисьевой:
Не говори! Меня он как и прежде любит,
Мной, как и прежде дорожит...
О нет! Он жизнь мою бесчеловечно губит,
Хоть, вижу, нож в его руке дрожит.
То в гневе, то в слезах, тоскуя, негодуя,
Увлечена, в душе уязвлена,
Я стражду, не живу... им, им одним живу я –
Но эта жизнь!.. о, как горька она!
Он мерит воздух мне так бережно и скудно,
Не мерят так и лютому врагу...
Ох, я дышу еще болезненно и трудно,
Могу дышать, но жить уж не могу!
Если любовь неотделима от боли, то нужно, по крайней мере, различать добрую и злую боль. Добрая боль возникает из любви, как неизбежное перенесение сердца в кого-то другого. Никто тебя не ранит, ты сам становишься ранимым. Злая боль – та, что ранит с самого начала и становится наваждением любви. Такая любовь покорно плетется вслед за своей болью, не в силах от нее отстать. Кто-то держит в руках твое сердце и ведет тебя за собой, все больнее натягивая сосуды. В таких отношениях боль первична, любовь узнает о себе по ранам, которые ей наносят.
Что же остается делать любви, превращенной в сплошное страдание? Не утрачивать действенности. И если нельзя омыть своей кровью, умиротворить и осчастливить свое болящее внешнее сердце, остается только выращивать в себе второе, внутреннее, за которое можно быть спокойным: оно всегда при тебе. Это может быть вера в Бога, любовь к ребенку, открытость вдохновению и творчеству. "Болящий дух врачует песнопенье" (Е. А. Баратынский). Там, где много ран, где кровь льется рекой, из ее струй скорее может возникнуть новое биение, сложиться внутреннее сердце, которое само начнет гнать и вращать эту кровь. И тогда внешнее сердце можно оторвать от себя – пусть катится прочь!
Конечно, в одной любви бывает и добрая, и злая боль, и трудно уловить, когда эта боль добрее, а когда злее; когда сама любовь невольно причиняет тебе боль, а когда боль пользуется твоей любовью, чтобы взять за живое, сделать зависимым и бессильным. Трудно – и все-таки нужно это различать, чтобы не стать заложником этой боли, не дать ей растоптать твое достоинство и свободу. Любовь не может не обливаться кровью за свое отчужденное сердце... Но если это сердце само бессердечно по отношению к тебе, если оно радуется своей власти над тобой, приходится срочно выращивать в себе внутреннее сердце, свое право на дитя и веру, на творчество и свободу.
Вслушайся в звучание своей любви, в ее второй слог. Боль – бо-о-о! – вписана в само слово "любовь". Но порой она начинает править и меняет окончание слова, превращая его в "люболь". Вот эту любовь, ставшую сплошной болью, нужно вернуть на ее прежнее место, восстановить ей прежнее окончание. Пусть боль будет частью любви, но пусть любовь не исходит болью, не завершается в ней. Сам реши, что происходит с тобой: любовь, в которой есть место боли, или боль, люболь, в которой все меньше места любви. И даже в этой последней грусти радуйся тому, что твое сердце остается с тобой и что из опыта люболи – и даже благодаря ему – может возникнуть новая любовь.
Источник: Михаил Эпштейн "Sola Amore. Любовь в пяти измерениях". - М.: Эксмо, 2011. - 496 с.
